Эрнст Эккехард

Глобальный финансовый кризис, разразившийся в 2007-м году, знаменует собой конец целой эпохи, характеризующейся усилением роли финансовых рынков, экономическим ростом, стимулировавшимся благодаря накоплению домохозяйствами долгов, а также финансовым господством стран Севера. Однако нынешний кризис финансовых рынков и потрясения самих основ глобальной торговой системы, вероятно, могут привести к краху данной экономической модели. Нынешний кризис может привести к возрождению политики регулирования. В этот период может также начаться сдвиг политической и экономической власти с Севера на Юг, а на глобальной сцене могут появиться новые игроки. Однако гораздо важнее в данном случае то, что общественное доверие к политическим рецептам, применяемым в прошлом и приведшим к росту социального неравенства[1], оказалось подорванным. Возвещает ли этот похоронный звон колокола по уходящей эпохе начало новой эры труда, как это было когда-то в начале эпохи фордизма? Или, может быть, наоборот, он означает усиление борьбы против неравенства в распределении доходов? Каковы будут новые источники экономического роста, и кто получит от этого наибольшую выгоду? Вопрос пока остается открытым – ведь бури сражений еще не утихли. Тем не менее, уже сейчас заметно проявление новых тенденций, которые и будут формировать основу будущих принципов управления в глобальном масштабе.

Томас Пэлли

Маршалл Маклюэн, известный философ в области медиа-коммуникаций, писал: «Мы формируем наши инструменты, а они, в свою очередь, формируют нас». Его проницательное замечание также применимо и к экономике, которая формируется экономической политикой, основанной на экономических идеях. Это стало темой моей недавней книги, в которой утверждается, что глобальный экономический кризис – это продукт ошибочной политики, основанной на ошибочных идеях.

Существует три разные точки зрения на кризис. Первая точка зрения – это жесткая неолиберальная позиция, которая может быть обозначена как «гипотеза о провале правительства». В США ее представляет Республиканская партия и Чикагская школа экономики. Вторя точка зрения – это мягкая неолиберальная позиция, которую можно обозначить как «гипотезу о провале рынка». В США ее разделяют администрация Обамы, половина Демократической партии и экономические кафедры Массачусетского технологического института, а в Европе – политики «третьего пути». Третья точка зрения – это прогрессивная позиция, которую можно назвать «гипотезой о разрушении всеобщего процветания». Ее придерживается другая половина Демократической партии и рабочее движение, но у нее нет сторонников на ведущих экономических факультетах от того, что альтернативные теории там подавляются ортодоксальными.

Андреас Билер[1]

Европу преследует жесткая экономия. Государственный сектор сокращается по всему Европейскому Союзу (ЕС), и завоевания, которых рабочий класс добился в послевоенные годы, оказались серьезно подорванными. В данной статье я предлагаю обсудить политику рабочего класса по преодолению кризиса, охватившего Еврозону, дам оценку причинам кризиса и его последствиям для трудящихся.

Глубинные движущие силы кризиса Еврозоны
Нынешние проблемы восходят напрямую к мировому финансовому кризису, начавшемуся в 2007 году с наступлением на банк Northern Rock в Великобритании и достигшему своей первой вершины с банкротством Lehman Brothers в 2008. Можно выделить два масштабных последствия этого кризиса. Во-первых, в результате оказания помощи банкам и поддержки всей финансовой системы за счет бюджетных средств, у государств образовалась значительная задолженность. Во-вторых, на фоне достигшей высокого уровня неопределенности финансовые рынки замерли. Банки и финансовые организации прекратили предоставление кредитов как друг другу, так и промышленным компаниям. Страны, в свою очередь, обнаружили, что и им становится все труднее проводить рефинансирование своего национального долга. Начался кризис Еврозоны, известный также как кризис государственного долга.

Андреас Ригер

2 марта 2013 года проведенный в Швейцарии референдум завершился в пользу более жестких правил по установлению размера вознаграждения для менеджеров. 68% избирателей заявили, что хотят ввести ограничения на «грабительские зарплаты», то есть на те миллионы, которые выдаются в виде премий и выходных пособий («золотых парашютов») менеджерам высшего звена. В будущем намечено проведение новых референдумов по поводу введения ограничений на самые высокие уровни дохода и установлению официальной минимальной заработной платы.

С начала нынешнего века пакеты вознаграждений для топ-менеджеров в Швейцарии взлетели до нескольких миллионов франков. Исполнительные директора и Председатели правлений государственных компаний, особенно банков и фармацевтических фирм, кладут в карман суммы, сравнимые только с зарплатами менеджеров в США. Десять лет назад это уже спровоцировало горячие дебаты в обществе. Эти дебаты стали еще яростнее, когда миллионные выплаты продолжились и в 2009 году, несмотря на финансовый крах и стремительное снижение некогда приличных экономических результатов работы компаний.

Торстен Шультен

Как давление, оказываемое со стороны ЕС, разрушает национальные системы коллективных переговоров

Коллективные соглашения, действие которых выходит за пределы конкретного предприятия или компании, являются уникальной институциональной чертой европейской социальной модели. Ни один другой регион мира не имеет столь же хорошо отлаженной централизованной системы коллективных переговоров со «множественным» работодателем, при которой соглашения распространяются не только на целые отрасли, но, в некоторых случаях, и на всю страну. Наличие коллективных соглашений с такой широкой сферой применения является одной из причин, по которой явное большинство работников в Европе по-прежнему остаются охваченными системой коллективных переговоров. По контрасту с этим, в странах и регионах, где преобладают переговоры на уровне предприятия или компании, условия найма и труда оказываются закрепленными в коллективных договорах лишь для меньшинства работников.

Михаэль Зоммер

Предложение Конфедерации профсоюзов Германии (DGB) по программе экономического стимулирования, инвестиций и развития для Европы

В силу исторических причин Германии приходится быть осторожной, предлагая советы другим странам. Сегодня это утверждение еще более справедливо, учитывая доминирующее положение Германии в Европейском Союзе (ЕС). Манера «всезнайства» особенно чревата проблемами, когда предлагаемый совет оказывается дурным – настойчивость германского правительства в проведении мер жесткой экономии как пути преодоления европейского кризиса не только не достигла успеха в экономическом плане, но и оказалась социально несправедливой настолько, что ставит под угрозу демократию и весь процесс европейской интеграции в целом. Это процесс, за который Германия несет особую историческую ответственность. Несмотря на некоторые антиевропейские тенденции, возникающие также и в нашей стране, и на то, что СМИ изображают население Германии уставшим от предоставления пакетов экстренной помощи, подавляющее большинство немцев, на самом деле, готовы поддержать евро. Это явление можно счесть замечательным, но его ни в коем случае нельзя воспринимать, как само собой разумеющееся. Будучи членами и работниками германских профсоюзов, мы по собственному болезненному опыту фашистского разрушения немецкого профсоюзного движения 80 лет тому назад знаем, что экономический кризис, преодоление которого ведется недостаточными мерами, чреват бесчисленными рисками, включая политические вывихи, ведущие к фашистской диктатуре и войне.

Фридерике Шпикер

Франк Хоффер

Когда Махатму Ганди спросили, что он думает о западной цивилизации, то он ответил: «Думаю, что это была бы хорошая идея».

После страшной экономической депрессии и очередной разрушительной войны Европа, наконец, последовала совету Ганди и, после столетий антагонизма, войн и политики по принципу «пусти соседа по миру», все-таки, пришла к идее о сотрудничестве и интеграции. Реинтеграция в Европу пост-нацистской Германии; присоединение к демократической Европе стран, находившихся ранее под властью диктаторских режимов (Португалия, Испания, Греция); падение «железного занавеса», разделявшего восточную и западную Европу – таковы основные вехи комплексного процесса интеграции, базирующегося на политической воле, сотрудничестве и регулировании рынка. Однако только после идеологического сдвига в общественном мнении, произошедшего в 80-90х годах, в Европе стали господствовать идеи, суть которых сводится к тому, что наилучшей формой сотрудничества является жесткая конкуренция и рыночный либерализм. Тем не менее, политика дерегуляции, общий рынок и единая валюта привели не к обещанному процветанию, а к падению доли заработной платы и большему неравенству в доходах.

Седрик Дюран

Дани Ланг

Великая рецессия, период, в который богатые страны вступили в 2007 году, обернулась в Европе социальным опустошением. Во Франции есть все основания впасть в отчаяние по поводу новых правителей, пришедших к власти с июня 2012 года; действительно, бросить рабочие коллективы на произвол судьбы после неуверенных угроз национализации – это лишь вершина айсберга. Политика, проводимая правительством Франсуа Олланда включает меры бюджетной экономии в масштабах, невиданных со времен Второй мировой войны (запланированные в течение пяти лет сокращения в объеме 60 миллиардов евро), институционализация Европейского «золотого правила», ограничивающего структурный дефицит до 0,5% ВВП, план повышения «конкурентоспособности», предлагающий фирмам более 20 миллиардов евро в виде налоговых кредитов (7 миллиардов из которых должны быть получены в результате повышения НДС) без каких-либо ответных обязательств, и перенос в законодательство соглашения, подписанного организациями работодателей и профсоюзами меньшинства и нацеленного на резкое повышение внешней численной гибкости «рынка труда», то есть способности работодателей регулировать число нанятых работников, используя неустойчивые формы занятости и «облегченную» процедуру приема на работу/увольнения трудящихся. Это глубоко неолиберальная ориентация основана на ряде совершенных выборах, которые необходимо проанализировать.

Николас Понс-Виньон

Для поколения, вступившего во взрослую жизнь в 1990-х, вера в то, что рабочее движение способно стать вдохновителем прогрессивных перемен, была окончательно подорвана вскоре после падения Берлинской стены. Однако в отличие от Берлинской стены, вера эта стала расшатываться гораздо раньше – в 1970-80-х годах – в период, когда наблюдался повсеместный подъем неолиберализма от Чили до Великобритании, а также (благодаря международным финансовым институтам, базирующимся в Вашингтоне) в большей части развивающихся стран. В 1995 году Джэн Бреман в достаточно критическом анализе доклада Всемирного Банка о мировом развитии «Работники в интегрирующемся мире», отмечает, что Всемирный Банк считает «радикальную реструктуризацию баланса сил в пользу капитала» необходимым условием, как для экономического роста, так и для снижения уровня бедности. Данный доклад, подготовленный на пике политики, определявшейся «Вашингтонским консенсусом», весьма самонадеянно отрицает роль работников, как политического субъекта. Условия жизни работников, как предполагали авторы доклада, будут улучшаться, если те будут вести себя смирно, позволяя «невидимой руке рынка» самой определять, сколько шиллингов сунуть им в карман (может быть, и три шиллинга).

Кристоф Шеррер

С падением инвестиционного банка Lehman Brothers в конце лета 2008 года, многие предсказывали, что рискованное поведение финансовых организаций подвергнется серьезному реформированию. Однако до самого недавнего времени в этой области произошло совсем немного. В начале 2010 года впервые на стол переговоров были выложены серьезные предложения об ужесточении надзора. Президент США Барака Обама предложил наиболее всеобъемлющую реформу банковской системы – запретить банковским холдингам заниматься торговлей финансовыми продуктами, используя собственный капитал. В этой ситуации им будет позволено приобретать и продавать акции и производные финансовые инструменты только от имени своих клиентов. Цель Правила Волкера, которое Обама назвал именем одного из наиболее последовательных его сторонников, бывшего председателя Федеральной резервной системы Пола Волкера, состоит в том, чтобы не позволить банкам (и, возможно, крупнейшим из других финансовых организаций) как центральным действующим лицам в мире финансов обрушить всю систему посредством рискованных спекуляций.

Является ли предложение Обамы точкой изменения курса в сторону более разумного капитализма? Само название ставит под сомнение перспективы такого более ограниченного финансового сектора. Волкер был архитектором монетаристского поворота в деятельности центральных банков в конце 1970-х годов, открывшего дверь периоду неолиберализма. Ниже я попытаюсь доказать, что кризис сам по себе не приведет к установлению более благоприятной для трудящихся и их профсоюзов политики. Кризисы не просто являются неотъемлемой частью капитализма, они, как указывал Карл Маркс, также представляют собой моменты возрождения энергии капитализма. Кризисы лишают капитализм легитимности, но они также ослабляют силы, потенциально противодействующие капитализму, в первую очередь, профсоюзное движение.

Стефан Лендорф

Глядя на Европу в эти дни, некоторые люди (по крайней мере, моего поколения) вспоминают слова знаменитой песни рок-группы AC/DC, написанной в конце 70-х годов: «Иду я в Землю обетованную – Иду широкой дорогой в ад». Все большее число стран Еврозоны дрейфуют в сторону нового экономического спада, а экономика некоторых стран Южной Европы оказалась загнанной в непрерывно углубляющуюся депрессию, которая длится уже четыре года. Удавка сокращений бюджетных расходов не просто перекрыла путь к оздоровлению экономики; эта одержимость жесткой экономией все больше затрудняет извлечение полезных уроков из провалов экономической политики в докризисный период. А мы отчаянно нуждаемся в этих уроках, чтобы хоть каким-то образом переориентировать социально-экономические модели (или «модели роста») не только в странах, утонувших в кризисе, но и в странах с предположительно «здоровой» экономикой. Более того, страны Европы политически направляются в сторону национального эгоизма, который вот-вот поставит весь проект единой Европы на край обрыва. Европу толкают к налогово-бюджетной диктатуре, которая страдает фундаментальным отсутствием демократических основ управления экономикой на уровне Европейского Союза (ЕС) и уже начала препятствовать реализации основополагающих демократических прав в государствах-членах ЕС. Сложность и многогранность задачи по поиску выхода из сложившейся ситуации делает ее гораздо шире, чем просто разработка более подходящей макроэкономической политики.

Гиоргос Аргитис

27 ноября 2012 года Еврогруппа договорилась о новой «сделке по Греции», которая еще раз показывает полное отсутствие политической воли решать проблему долгового кризиса Греции, а также заниматься катастрофической социальной и экономической ситуацией в стране. Это факт все больше заставляет греков задумываться о том, что кризис государственного долга включает в себя продвижение значительных геоэкономических и геополитических интересов за счет национального суверенитета. Тем не менее, в чисто экономическом смысле новое соглашение имеет два основных аспекта: во-первых, условие Тройки ("Тройка" международных кредиторов:Европейский союз, Международный валютный фонд и Европейский центральный банк. Прим. редактора).

Читать полностью: http://quote.rbc.ru/person/2012/10/04/33783232.html о том, что Греция должна принять и применять механизм коррекции государственных финансов с целью «обеспечить достижение» их нерационального и нереалистичного роста, а также целевых показателей по приватизации. Этот механизм институционально закрепит жесткую бюджетную экономию и обнищание греческих рабочих в частном и государственном секторах экономики и дожмет до нуля степень свободы в формулировании национальной экономической политики.

Николас Понс-Виньон

Вызвав гигантский рост неравенства во всем мире, который привел к усилению в обществе противоречий, вежливо именуемых ныне «элементами дисбаланса», и который затем взорвался сначала финансовым, а потом и экономическим кризисом, неолиберальная политика грозит столкнуть многие экономики мира в пропасть неизведанных социально-политических последствий. И все же европейские страны, находящиеся в самом сердце этой сумятицы, почти не подают признаков сопротивления, набирающие силу общественные движения, которые выступают против выкупа банков за государственные средства и проведения мер жесткой экономики, пока что не сумели повлиять на господствующие партии и национальную политику. Вместо этого возникает впечатление, что именно та самая политическая смесь жесткой экономии и приватизации, которая сотрясала африканские, латиноамериканские и бывшие коммунистические страны в 80-е и 90-е годы, сегодня навязывается Европе. Ирония заключается в том, что большинство экономистов сегодня – и это факт – действительно признают, что такая политика имела катастрофические последствия. Вера в то, что причины, вызывавшие во всех других странах коллапс экономического роста и социальную катастрофу, в Европе будут иметь последствия положительные, является иллюзией, которая поддерживается большинством СМИ и группами, представляющими влиятельные интересы. Например, Ламберт (2012) особо отмечает склонность французских СМИ консультироваться с узкой группой экономистов, тесно связанных с (или скорее, оплачиваемых) финансовыми кругами и неизменно преуменьшающих ответственность банков в условиях кризиса и пользу от налогообложения именно финансового сектора, а не, скажем, рядовых граждан посредством повышения ставок НДС. В Италии «структурные реформы», которые должны бы стимулировать экономический рост, на самом деле сосредоточены на скорейшем достижении полной гибкости рынка труда в контексте, и без того характеризующимся очень высоким уровнем использования неустойчивых форм занятости.

Джанин Лешке

Эндрю Уатт



 Экономический кризис оказал резкое и продолжительное воздействие на рынки труда по всему миру. В недавно опубликованном докладе МОТ «Глобальные тенденции в области занятости» приводятся подробные данные о наблюдающемся снижении уровня занятости, и, как следствие, о росте безработицы в мире. Так, на глобальном уровне, общая занятость снизилась на 1%, а число безработных увеличилось на 27 млн. человек.

Но, какие факторы влияли на качество работы? Мы можем пролить некоторый свет на этот вопрос и представить данные по 27 странам-членам Евросоюза, используя Индекс качества работы (ИКР), разработанный Европейским институтом профсоюзов (ETUI) . Впервые он был рассчитан нами на основе данных 2005 года (с этим материалом вы можете ознакомиться здесь). Теперь мы повторно провели анализ на основе данных 2010 года. Сравнение полученных результатов позволяет нам сделать ряд выводов об изменении качества работы на протяжении 5 лет и о влиянии, оказываемом экономическим кризисом. Полные результаты исследования будут в ближайшее время опубликованы Европейским институтом профсоюзов. А сегодня мы рады познакомить читателей Глобальной трудовой колонки с кратким анализом основных выводов.[1]

Себастьян Дуллиен

Сегодня порой возникает впечатление, что история мирового финансового и экономического кризиса 2008/9 гг. предана забвению. Вопросы государственного регулирования банков и надзора за финансовым сектором уже больше почти не поднимаются в публичных дебатах, а законодательные усилия по обузданию спекуляции и рискованных сделок, похоже, вовсе сошли на нет. Вместо этого на авансцену вышел кризис государственного долга. Во всем мире только и разговоров, что о снижении бюджетного дефицита, с серьезным упором, во-первых, на сокращение государственных расходов и, во-вторых, на повышение прямых и непрямых налогов. Суть дебатов изменилась: изначально в их фокусе были очевидные недостатки рыночной системы, особенно ее финансовых рынков, а теперь все завершается разговорами об ошибках, якобы допущенных правительствами: мол, правительства тратят средств гораздо больше, чем собирают, накапливая, таким образом, государственный долг, достигающий все более неустойчивых размеров.

Тоби Сэнгер

Нынешний финансово-экономический кризис привел к давно назревшей переоценке роли, регулирования и налогообложения мировой финансовой индустрии.

По оценкам МВФ, кризис обошелся странам Большой Двадцатки более чем в триллион долларов США в виде роста дефицита госбюджета – эту цену их граждане до сих пор выплачивают в виде сокращений бюджетных ассигнований, мер жесткой экономии и роста налога на потребление. Уже одно это служит достаточным основанием для беспрецедентного интереса к введению новых налогов на банковскую и финансовую деятельность. Несмотря на это, обязательство лидеров Большой Двадцатки, пообещавших, что «финансовый сектор должен вносить справедливый и существенный вклад» в оплату некоторых вызванных кризисом затрат, остается невыполненным.

В результате решительной деятельности организаций гражданского общества и профсоюзов, в июне 2011 года в этом плане был сделан значительный шаг вперед, когда Европейская Комиссия рекомендовала введение налога на финансовые сделки в Европе не позднее 2018 года. Ожидается, что это будет приносить 37 млрд. евро в год (52 млрд. долларов США) для финансирования бюджетных ассигнований Европейского Союза.

Помимо оплаты части цены кризиса, есть и ряд других побудительных причин для повышения налога на финансовый сектор.

Васко Педрина

После успешного выкупа банков и принятия первой волны мер по оздоровлению экономики, власти Европейского Союза (ЕС) и его стран-членов с начала весны 2010 года приступили к навязыванию драконовских, антисоциальных планов жесткой экономии. Основой для этих планов послужила все более широко координируемая политика на уровне всего ЕС, которая вступает в новую фазу с принятием «Пакта Евро-Плюс» и «расширенного плана финансовой помощи». Представляемые как часть борьбы против «макроэкономических дисбалансов», новые механизмы готовятся к вводу в действие. Они дадут властям ЕС средство для усиления давления в целях общего демонтажа социальной системы. Говоря конкретно, это сводится к надеванию «смирительной рубашки» на зарплату, что заставляет усомниться в самостоятельности социальных партнеров (одного из столпов «европейской социальной модели»), повышению пенсионного возраста во всех странах Европы и введению закона, ограничивающего государственный долг. Эта политика не только имеет драматичные социальные последствия. Она также движется по экономическому тупику, ставящему евро под угрозу.

Николас Понс-Виньон

Многие прогрессивные экономисты и профсоюзные деятели пытались вступить в диалог с капиталом и правительствами в годы мирового финансового кризиса в надежде, что им удастся добиться принятия разумной и сбалансированной политики. Возможно, они делали это потому, что подобный подход в прошлом обычно срабатывал, особенно в социально-демократическом контексте, или потому, что в первые дни кризиса их выслушивали с тем же уважением, что и на пике «кейнсианского компромисса» в экономике. Возможно, они убеждены, что правительства должны-таки «увидеть», что происходит, и захотеть принять более инклюзивную политику. Но, как заметила Генеральный Секретарь МКП Шаран Барроу в статье, опубликованной Глобальной Трудовой Колонкой, «если во время кризиса организации трудящихся и могли ожидать, что наступает новая эра диалога, то сейчас этот момент явно миновал». Правительства, на самом деле, не видят ничего; по сути, то, как они отреагировали на кризис, показывает, что полагаться на одни лишь веские доводы – недостаточно. Виновна ли в кризисе неолиберальная политика и вызванное ею огромное углубление неравенства? Что ж, политика, принятая вслед за кризисом ничем от нее не отличается – начиная с отсутствия сколько-нибудь серьезного регулирования (или, скорее, ограничения) «инноваций» в финансовой сфере, до выкупа банков государствами, которые затем сами начинают урезать свои расходы, перекладывая, таким образом, плату за кризис на плечи простых трудящихся и безработных. Профсоюзы использовали свое организационное и политическое влияние, чтобы сопротивляться непрекращающимся наступлениям на социальные и трудовые права. Тем не менее, после десятилетий отступления и сдачи позиций финансовый кризис быстро продолжает ослаблять их традиционные опоры мощи и влияния. Что делать?